Диалог о витгинштейне передача Гордона

Но книги на самом деле всё-таки 2, и видно, что я умер в 51 году. Я книг издает всё больше и больше, но я думаю, что вот почему. Что Рубинштейн интересен не столько своими книгами, а сколько таким вот парадоксальным сочетанием действительно совершенно фантастического интеллекта.

Но книги на самом деле всё-таки 2, и видно, что я умер в 51 году, как они издают всё больше и больше, но я думаю, что вот почему. Что Рубинштейн интересен не столько своими книгами, а сколько парадоксальным сочетанием действительно совершенно фантастического интеллекта, такого очень острого, яркого и совершенно фантастической экзистенциальной жизни на позиции.

Такого очень острого, яркого и совершенно фантастической экзистенциальной жизни на позиции. Я расскажу только 1 случай, когда он контактировал с венским магическим кружком, о котором у нас пойдёт речь. Он… Я расскажу только 1 случай, когда он контактировал с венским магическим кружком, о котором у нас пойдёт речь. Он…

У него был друг Фридрих Вестман, молодой, 1 из молодых членов римского кружка, который очень защищал его идеи и подготовил книгу. У него был друг Фридрих Вестман, молодой, 1 из молодых членов венского кружка, который очень защищал его идеи и подготовил книгу.

Которые называются «Основы лингвистической философии» и… Которые называются «Основы лингвистической философии» и… Сказал, что нет, её уже нельзя издавать, она уже устарела, и тут время от времени к нему всё-таки приставал и говорил: «Нет, давай дадим, давай дадим!»

И в очередной раз сказал: «Представьте, может быть всё-таки сдадим?» Брюссель подумал и сказал: «Публикуй, публикуй, надо мной, я покончу с собой. Надо мной покончить с собой». И человек не издал книгу.

И человек не издал книгу. И он понял, что как бы… Он понял, что как бы… Что действительно так и будет, потому что с этим человеком как бы вот шутки плохи, он всегда говорил правду.

Что действительно так и будет, потому что с этим человеком как бы вот шутки плохи, он всегда говорил правду. Если он скажет, что он покончит с собой… Если он скажет, что он покончит с собой, то так оно и было.

То так оно и было. И вот на этой такой вот… И вот на этой такой вот… Очень странная для 20 века граница между интеллектуализмом и соответствующей ему жизненной практикой. И строится феномена Рубинштейна, потому что я не знаю, Олег, согласишься ты со мной или нет: если для знания текстов Хайдеггера, в общем, совершенно не важно знать, что он сотрудничал с нацистами, то, как мне кажется, читать «Логико-философский трактат» или же «Философские исследования», при этом не знать биографию Витгенштейна — это просто невозможно.

Очень странная для 20 века граница между интеллектуализмом и соответствующей ему жизненной практикой. И строится феномена Рубинштейна, потому что я не знаю, Олег, согласишься ты со мной или нет: если для знания текстов Хайдеггера, в общем, совершенно не важно знать, что он сотрудничал с нацистами, то, как мне кажется, читать «Логико-философский трактат» или же «Философские исследования», при этом не знать биографию Витгенштейна, это просто невозможно.

— Возможно.
— Возможно?
— Мне кажется, возможно, и мне кажется, что традиция…
— Мне кажется, возможно, и мне кажется, что традиция…

Которая… Которая… Исследует за Витгенштейном прежде всего лингвистическая философия. Исследует за Витгенштейном прежде всего лингвистическая философия, аналитическая философия. Аналитическая философия как раз попытались прочесть Витгенштейна без его жизни.

Как раз попытались прочесть Витгенштейна без его жизни.
— Ну возможно это так, но вот для меня Гольдштейн ценит своё сочетание с такой вот…
— Ну возможно это так, но вот для меня Гольдштейн ценит своё сочетание… Дифференциальности и интеллектуализма.
— Дифференциальности и интеллектуализма.

— Хорошо, тогда я, может быть, просто продолжу. Мне кажется, что вот как раз в современной философии создалась такая странная…
— Хорошо, тогда я, может быть, просто продолжу. Мне кажется, что вот как раз в современной философии создалась такая странная…

Ситуация, когда есть, с одной стороны, очень распространённая и сейчас очень сильная традиция аналитической философии. Витгенштейн — это один из её столпов, хотя к нему очень разное отношение внутри самой этой традиции. С другой стороны, есть много разных философий, помимо… Это есть французская философия.

— А ты считаешь, что он… Или не… Потому что передать, что сейчас есть какая-то аналитическая философия, просто «аналитическая» она называется, что она вообще существует?
— Конечно.
— А какие имена, например?
— Ну это не важно, вся практически американская… Американский прагматизм — это просто налить и в Европе в том числе, но не только. Очень много разных представителей. Более того, она занимает всё, в силу своей некоторой прагматической направленности, она занимает всё более и более устойчивое положение, в том числе и в Европе и в Германии, где всё были-были сильны традиции феноменологии.

Хотя к нему очень разные отношения внутри самой этой традиции, с другой стороны, есть много разных философий, помимо… Это есть французская философия.
— А ты считаешь, что… Что сейчас есть какая-то аналитическая философия? Просто «аналитическая» она называется, что она вообще существует?
— Конечно.
— А какие имена, например?
— Ну это не важно, вся практически американская… Американский прагматизм — это просто налить и в роте в том числе, но не только. Очень много разных представителей. Более того, она занимает всё, в силу своей некоторой прагматической направленности, она занимает всё более и более устойчивое положение, в том числе и в Европе и в Германии, где всё были-были сильны традиции феноменологии.

В общем-то это островная традиция, английская традиция, в большей степени.
— Ну вот, например, извини, пожалуйста, когда перебиваю порции, скажем, это современный философ Ричард Рорти, автор нашумевшей книги «Философия как зеркало чего-то там природы», и вот для него как раз, мне кажется, важно тоже такое вот сочетание интеллектуальности и конфиденциальности, понятых в каком-то символистическом смысле. То есть он всё время, например, говорит о приватизации мысли, да?

— Ну да, ну я даже не имею в виду Рорти, потому что Рорти — это такое странное пересечение разных троллейбусов. Он, с одной стороны, использует и Хайдеггера, и Деррида, и Витгенштейна, и пытается работать с языками разных философий, пытаясь фактически показать, что как бы язык философии, в общем-то, не имеет значения. Выражение «философия» есть некоторая прагматика мысли самой, и их можно каким-то образом унифицировать, даже по-своему сопоставлять, полагать и так далее.

— Но я вернусь к тому, что раньше сказал, потому что я, в общем-то, согласен с твоим тезисом, что…
— Сопоставлять, полагать и так далее. Но я вернусь к тому, что раньше сказал, потому что я, в общем-то, согласен с твоим тезисом, что…

И для меня тоже Витгенштейн без его жизни — это непредставимое явление. И тем не менее, это непредставимое явление стало базовым для вот этой аналитической традиции.

— И для меня тоже Витгенштейн без его жизни — это непредставимое явление. И тем не менее, это непредставимое явление стало базовым для вот этой аналитической традиции.
— Но надо хотя бы как-то её грубо охарактеризовать, которая сводится фактически к тому, что анализируется язык, на котором говорится то или иное утверждение, и, собственно, это является предметом философии.

— Но надо хотя бы как-то её грубо охарактеризовать, которая сводится фактически к тому, что анализируется язык, на котором говорится то или иное утверждение, и, собственно, это…
— То или иное утверждение, и, собственно, это является предметом философии.

Другими словами, если философия в традиционном смысле рассматривает как бы вопросы соотношения бытия и сознания, вопросы этики, вопросы метафизики, то что мы называем аналитической философией, отбрасывает эти проблемы как псевдопроблемы, как они называли — «мысьюзен», то есть злоупотребление языком. И в сущности проблема только одна.

То есть, другими словами, если философия в традиционном смысле рассматривает как бы вопросы соотношения бытия и сознания, вопросы этики, вопросы метафизики, то что мы называем аналитической философией, отбрасывает эти проблемы как псевдопроблемы, как они называли «мысьюзен», то есть злоупотребление языком. И в сущности проблема только одна в раннем логическом позитивизме: как построить идеальный язык? И в политической философии — как, собственно говоря, различные выражения используются в языке? То есть единственным инструментом философии является человеческий язык.

Тут должна возникнуть богатая афористика по идее при таком отношении к визу? Нет-нет, вы знаете, нет. Как раз аналитическая философия характеризуется тем, что у неё совершенно намеренно полное отсутствие терминологии: она изъясняется полностью на обыденном языке, и она просто не хочет знать совершенно никакой терминологии в любом значении понятия «терминология».

В любом значении понятия «терминология» — ранний логически позитивный всё-таки ещё… Поменял какие? Поменял какие? Это термины «верификационизм» или «фальсификационизм», как у Поппера, а поздняя аналитическая философия… Это термины «верификационизм» или «фальсификационизм», как у Поппера, поздняя аналитическая философия…

Она… Ещё… Ещё… 2 название — недаром философия обыденного языка. То есть она просто анализирует обыденный язык, как слова используются в обыденном языке. Возвращаясь всё-таки к Финкенштейну… В чём «таки» к 2 название недаром «философия обыденного языка»? То есть она просто анализирует обыденный язык, как слова используются в обыденном языке.

Возвращаясь от «кикинкенштейна», в чём же вот это слияние образом мысли с образом жизни? То есть это… Сократовское такое, что ли, отношение?
— Сократовское такое, что ли, отношение?
— Так… Да? Или?..

— Я думаю, что сократовское, потому что…
— Так… Да? Или?.. Я думаю, что сократовское, потому что…

В чём, собственно говоря, сократовское? В том, что ничего не писать, только рассуждать и своей жизнью отвечать за свои рассуждения, как писал Бахтин в своей первой работе, в первой опубликованной работе, которая выделялась «Искусство и ответственность» — за то, что я понял и пережил в искусстве, я отвечаю всей своей жизнью, за то, чтобы понятное и пережитое стало вот как бы…

В чём, собственно говоря, сократовское? В том, что ничего не писать, только рассуждать и своей жизнью отвечать за свои рассуждения, как писал Бахтин в своей первой работе, первой опубликованной работе, которая выделялась «Искусство и ответственность» — за то, что я понял и пережил в искусстве, я отвечаю всей своей жизнью, за то, чтобы понятное и пережитое стало… Каким? Таким? Таким? Таким?

Мы стоим столбом! Мы стоим столбом! «Для меня почему-то считают, что не всё пиратское…» — «Для меня почему-то считают, что не всё пиратское…»

— Ну, во…
— Ну, во… 1. Я так скажу для начала, что если бы Витгенштейн ещё был бы и Сократом нашего времени, его участь была бы совсем печальной. То есть и так эта фигура драматичная по-своему. Это действительно выдающийся философ, выдающийся он…

— То есть…
— Итак, эта фигура драматичная по-своему, это действительно выдающийся философ, выдающийся, он… Очень острого ума, но при этом породивший традицию, которая его самого уничтожила.

С другой стороны… С другой стороны… Философия, как мы её знаем из истории философии, она как бы развивалась под знаком Сократа, такого идеального философа, мудреца. Именно вот этот образ мудреца претил всегда Литвинштейн.

Как мы её знаем из истории философии, она как бы развивалась под знаком Сократа, такого идеального философа, мудреца, именно вот этот образ мудреца он претил всегда Литгенштерн. Это правда, ему претил образ мудреца, но в то же время он и был этим мудрецом: он действительно своим ученикам просто запрещал заниматься философией, он говорил, что там по-другому не может, он просто как бы уже…

Это правда, ему претил образ мудреца, но в то же время он и был этим мудрецом: он действительно своим ученикам просто запрещал заниматься философией, он говорил, что там по-другому не может, он просто как бы уже не… А ничем заниматься не может, он как бы больной. А ученикам: «Вы будете работать на завод там или идите помогать бедным», и многие из них так поступали. Там, например, один стал психиатром известным, другой действительно пошёл на завод, правда, бы в Москву ровно…

— Давайте подойдём к проблеме по-другому. Вот, всё-таки мы сейчас говорим о жизни…
— А ничем заниматься не может, он как бы больной. А ученикам: «Вы будете работать на завод там или идите помогать бедным», и многие из них так поступали. Там, например, один стал психиатром известным, другой действительно пошёл на завод, правда, без маскуровы. Но давайте подойдём к проблеме по-другому. Вот всё-таки мы сейчас говорим о жизни, соотношении жизни…

И интеллектуализма. И вот всё-таки что, собственно, говорит Гид, что он сделал? И интеллектуализма. И вот всё-таки что, собственно, говорит Гид, что он сделал? В чём его достижение?

В чём его достижение? И вот существует, как я… И вот существует, как считают, 3 таких монументальных принципа научного знания 20 века. «20 века, 1 из них сформулировал Курт Модуль?»

1 из них сформулировал Курт Модуль в теореме о неполноте дедуктивных систем, который заключается в том, что любая дедуктивная система, то есть логическая система, либо неполна… В теореме о неполноте дедуктивных систем, которая заключается в том, что любая дедуктивная система, то есть логическая система, либо неполна, либо противоречива. «Нам пытаются показать? Курту Гоголя не могут? Вот показали наконец. 2 то есть смысл в полноте формальности?»

Да, тем не менее у меня полноте формальных систем, и смысл её в том, что наше мышление богаче его дедуктивных форм. Так сформулировал Василий Васильевич Налимов, покойный. 2 принцип, который во многом исходит из первого, сформулировал применительно к квантовой физике в копенгагенской…

Вариации в сбор, и который известен как «пенсия дополнительности» и своей… Такой… В ортодоксальной трактовке он звучит так, что нельзя квантовое явление, квантовую сущность, можно адекватно описать, только описав её как частицы, либо как волны. То есть дополнительны в системах описания. И на этот принцип был очень сильно подхвачен как бы всеми, кем только возможно.

Квантовое явление, квантовую сущность можно адекватно описать, только описав её как частицы, либо как волны. То есть дополнительны в системах описания, и на этот принцип был очень сильно подхвачен как бы всеми, кем только возможно, отчасти немножко «от пошлин», честно говоря.

В частности, Лайтман? Правда, это было давно. Я думаю, что независимо от «отбора», потому что человек совершенно невежественный. Вот мы сформулируем примерно тот же принцип, который звучит так, чтобы… Независимо от «отбора», потому что этот молодой человек совершенно невежественный, вот мы сформулируем примерно тот же самый принцип, который звучит так, чтобы компенсировать неполноту. Неполнота нашего знания компенсируется его стереоскопичностью.

Ну примерно то же самое. И, наконец, 3 принцип, который примените опять-таки к квантовой физике, сформулировал Вернер Гейзенберг, великий физик тоже, может быть, даже более великий, чем Бор, и который опять-таки в его ортодоксальной форме называется «соотношение неопределённости», в соответствии с которым нельзя одновременно точно измерить координату и импульс частицы.

И если перевести его на более такой широкий философский век (что было отчасти, в отличие от Бора, сделано самим Гейзенбергом), что когда мы жертвуем, когда мы хотим измерить что-то точно, что-то одно, то мы теряем то, точно другое. Вот эти 3 принципа как бы легли в основу такой фундаментальной научной методологии 20 века.

И при этом каждый из них, в общем, как бы походя и нехотя, был сформулирован ещё Витгенштейном в «Логико-философском трактате». «Алис, ты меня перебивай, катаклизм, раскритик, насколько я тебя отключу лет на 15?» Я, честно говоря, просто не согласен с этим.

Я, честно говоря, просто не согласен с этим. Соглашаются, что это фундаментальные вещи для науки, естественной науки 20 века, для математики, для математики, физики, но как бы они ничего не значат, по большому счёту, для философии. Профессии, но как бы они ничего не значат по большому счёту для 20 века — все эти вещи, хотя, конечно, ты прав в том, что они были подхвачены на уровне риторики.

И принцип дополнительности, и принцип неопределённости, особенно… Они восприняты как некоторые метафоры, где множественность языков просто оправдывалась ссылкой на принцип неопределённости, который даже в физике. Но я хотел бы просто обратить внимание на некоторую вилку между естественной…

Но я хотел бы просто обратить внимание на некоторую вилку между естественной науками и даже между математикой и философией. И… Философия отделяет себя от естественных наук не всегда?

— Философия отделяет себя от естественных наук всегда.
— Но, по крайней мере, Уитгенштейна отделяют…
— Но, по крайней мере, Уитгенштейна отделяют… У меня к тебе вопрос: где логика в философском трактате предвосхищена теоремой Гёделя?

— У меня к тебе вопрос: где логика в философском трактате предвосхищена теоремой Гёделя? Потому что Витгенштейн на самом деле, даже когда эта теорема появилась, и которая была очень драматично воспринята Гильбертом, для Рубинштейна не было проблем.

— Витгенштейн на самом деле, даже когда эта теорема появилась и которая была очень драматично воспринята Гильбертом, для Витгенштейна не было проблем с её пониманием, и для него он скорее был критиком, говорит: «Голове да, он говорит, что беда… Говорит там, где нужно молчать, а я тебя этому ничем не…»

— Её пониманием, и для него он скорее был критиком. Что «Геодольф говорит там, где нужно молчать, а я тебе…» В этом скорее критик был. Он был критик в том, что это… что нельзя теорему Гёделя экстраполировать в сферы философии, даже оснований математики.

Она работает только для математики. Она работает только для математики, только для формально-логических систем. Но ведь «Логико-философский трактат» — собственно говоря, и был такой формально-логической системой. Ведь что такое «французский трактат»? Это…

Только для формально-логических систем. Но ведь «Логико-философский трактат» — собственно говоря, и был такой формально-логической системой. Ведь что такое «французский трактат»? Это, как писал Рубинштейн своему другу Людовику Фонсеке Район: «Как и французский строится, состоит из 2 частей: одна написана, а вторая не написана».

И вот в этом, собственно говоря, предвосхищение теоремы о неполноте: в том, что он писал очень жёстко, даже в каком-то смысле ещё более жёстко, чем в принципе математика. Там каждое предложение зарубецировано, причём декация идёт иерархическая: там 1.1.1, потом 1.1.1.1 и так далее, двое и так далее.

Но в конце, в их сжато-конденсированной форме, решаются глобальнейшие проблемы. Но потом он говорит, что тот, кто меня поймёт, тот отбросит мои предложения как бессмысленные, потому что о чём можно говорить, о том нужно говорить ясно, а о чём невозможно говорить, о том…

Просто нужно замолчать. И вот, собственно говоря, вот это вот соотношение дедуктивности, которое само себя перерастает, в такую выплёскивается в такую воронку молчания — это, собственно, я и называю предвосхищением теоремы Гегеля. Это слишком… Это слишком вольно.

На мой взгляд, потому что тогда вообще вся венская традиция — это предвосхищение, по-твоему, теоремы Гёделя, как ещё описано? «Я роман?» Или… Это только было? Это только было? «Хочет, чтобы его произведение Макс Додж сжёг после его смерти?»

Хочет, чтобы его произведение Макс Додж сжёг после его смерти. Вообще венская традиция, она целиком зациклена на проблему вот ограниченности языка и на проблему, которая у Витгенштейна, в частности, тоже выявлена в слове «молчание», как бы функциональная нагруженность молчания.

Функциональная нагруженность молчания…
— Хорошо, поговорю, что…
— Хорошо, поговорю, что теорема Гоголя о инвалидной математике и инвалидной философии, но ведь фактически вся философия венского логического кружка, членом которой был Бунин, как бы… Её пафос состоял в том, что философия не нужна вообще, а нужны только естественные науки.

И как бы вся работа правильной философии состоит в доказательстве ненужности философии. И только в таком контексте и могла возникнуть эта замечательная теорема. Мне кажется, всё-таки теорема возникла в другом контексте: она возникла в контексте поиска оснований математики.

Мне кажется, всё-таки теорема возникла в другом контексте: она возникла в контексте поиска оснований математики. Так, они сами не занимались этим… Нет, ну это всё-таки работа Рассела и Уайтхеда, прежде всего, и Гильберта, это прежде всего работы этих людей, и попытка, и Фреге — попытка построения логических основ математики.

Так, они всё время занимались этим… Нет, ну это всё-таки работа Рассела и Уайтхеда, прежде всего, и Гильберта, это прежде всего работы этих людей, и попытка, и Фреге — попытка построения логических основ математики.

И… Как бы идея следующая, что логика отделяется от математики, для неё создаётся свой язык, и математика вытекает из логики. Ну, как бы идея следующая, что логика отделяется от математики, для неё создаётся свой язык, и математика вытекает из логики.

И Бертран Осовый, Фреге, который таким образом обосновал арифметику, даётся понятие единицы разных классов, «учись» и так далее. И… Это была целая огромная задача, стояла, что, по крайней мере, в мире математика будет точным знанием, логически непротиворечивым.

Приходит Гегель и изнутри этой самой математики, её методами и на её аксиоматике показывает её противоречивость, заложенную в ней, противоречивость. Это одно из следствий теоремы Гёделя. То есть в ней истинные недоказуемые высказывания.

Но что такое истинное недоказуемое высказывание? Почему ты их вольно сводишь к молчанию, к «не оговорено»? Это неправда, это проговоренное, но недоказуемое, свою истинность непроговоренное или недоказуемое, или недоказуемое-непроговоренное…

Это уже часть… Для меня важно всегда соотнести… Как бы несоотносимый, мне кажется, для Рубинштейна тоже… И вот ты говоришь, что он занимался основами математики, апеллирующей 3 раз Фредди Рассел. В итоге Рассел — прямой путь к Вегенштейну и к венской традиции, опять-таки.

И Гегель решает действительно на материале, в принципе, математика. Принцип эвенцев — это было так называемое простое протокольное предложение, которое как бы нужно верифицировать. И мне кажется, что теорема о неполноте, среди прочего, в этом контексте, в котором всё это варилось…

Там ведь было, как конгрессы венского логического кружка проходили таким образом, что там выступали чисто математики, кстати, из них вообще 2/3. Там были представители львовской-варшавской школы логики, там были психоаналитики, там выступал ученик Фрейда Вильгельм Райх, там выступал Нильс Бор, там выступал Вернер Гейзенберг. Это был такой жуткий бульон совершенно из-за…

Электронный, который… Он длился… Бедню, собственно, «ганшлюс» Австрия до тех пор, пока Гитлер всё это не уничтожил, и председателя этого кружка просто не убили. «Покажите нам много шашлыка — это будет очень достойный человек». Просто не убили «покажите нам много шашлыка» — это будет очень достойный человек.

Его просто убил в 36 году студент-нацист Лилии Венского университета. Мне кажется, теорема Геделя была очень важна как общий подрыв стратегии венского кружка, стратегии верификационизма. То есть то, что простые предложения, которые можно проверить простым опытом, а это совершенно не так. Во-1, в этом они были сходны с Рубинштейном.

Во-1, не все предложения… Ну во-1, не все предложения и, грубо говоря, повествовательные. То есть предполагалось, что все предложения — это предложения типа «дело обстоит так-то и так-то». Другие предложения не рассматривали, считали, что их вообще не существует, а на самом деле разговорные речи, которые позже оперировала аналитическая философия, гораздо больше предложений других реальных поклонений или реальных модальностей, таких как…

Таких как конъюнктивы, таких как вопросы, а потом даже была специально создана своя логика вопросов. Поэтому как бы вот этот стиль раннего философствования логического позитивизма очень быстро себя исчерпал, потому что вот эту вот… Ну создали мы в…

Идеальный язык, они всё время хотели создать идеальный язык… Ну хорошо, а дальше что? Мне кажется, что вот 1 удар сделал Гедель, который был членом кружка, а 2 удар нанёс Карл Поттер, который никогда не был членом кружка, как он говорил, его не приглашали…

— Главное, твой скептический взгляд сейчас, когда у тебя возможность высказаться…
— Главное будет твой скептический взгляд сейчас, я дам тебе возможность высказаться.

Значит, Поттер выступил с критикой принципа верификационизма, противопоставленным принципу… Значит, Поттер выступил с критикой принципа верификационизма, противопоставки, ну принцип фальсификационизма. Фальсификационизма: теория не тогда истинна, когда каждое предложение может быть проверено, а теория тогда истинна, когда каждое предложение может быть подвергнуто идентификации.

Если предложение не может быть подвергнуто идентификации, не истинная и не ложная, но бессмысленная, ну или она религиозная. Ну да-да-да, это принцип. Также можно сказать, что по этим традициям «Философские исследования» Витгенштейна тоже, правда, опубликованы и наносят своеобразные удар идеи языковых игр и так далее, много…

Ударов, но тем не менее это очень живая сегодня традиция, в том смысле… Не в том смысле, что она развивается, а в том смысле, что она властна. В философии властно? Философии, да, она властная философия, распространена во многих университетах, и эта традиция, в общем…

В общем, распространена во многих университетах? Распространена во многих университетах. Вроде философия — это то, что распространено в университетах. Вот я как раз выступала столица Рубинштейна, который терпеть немного университетскую философию, для него это просто было…

— Хорошо, выпуталась нога к тому, что такое современный филармонии, прежде всего, вернётесь, у меня было такое страшное…
— Хорошо, выпуталась нога к тому, что такое современный филармонии. Давайте, прежде вы вернётесь. У меня было это…

В общем, ваша книга называется «Божественный Людвиг». Первый вопрос — почему она называется «Божественный Людвиг»? И второй вопрос — как он относился к вере?

— С удовольствием отвечу на оба вопроса. «Божественный Людвиг» — это, конечно, калька из книги Гая Светония Транквилла «Где живёт древнее описание 12 цезарей», где самым главным героям присваивалось имя «Божественное», даже есть Цезарь, даже есть Август и так далее: «Божественный Август» и так далее.

Он, по-моему, ещё был, но не в… И в своё время, когда мы делали журнал на посту, это было очень весёлое время перед дефолтом, когда Киріенко был премьер-министром, у нас недолгое время работал такой Гриша Анырин, у которого была привычка про всех говорить «божественный», там «божественный Немзер», «божественный Рыбник».

Я перенял у него эту традицию и не посоветовавшись назвал его «Божественным». Что касается религии, а то Витгенштейн очень просто: он был толстовцем. Он был неконфессиональным, он был католиком формально, но он был толстовцем, причём очень ярым толстовцем.

Он во время войны купил Евангелие, переложенное Толстым. Толстой сделал из 4 Евангелий одно, и почему-то все встретят, страшно торчали от этого переложенного Толстым Блогеля. Он его рекламировал всем своим друзьям, они его с удовольствием читали.

Его так называли? Его так называли «Человек с Буддой»? И он на войне там говорил долго… У него есть такие так называемые «Тетради 1914–1916 годов», где идут какие-то логические размышления, и вдруг начинается какой-то пассаж: «О Боги…».

Он поверил в Бога, когда стал бояться смерти. Дело в том, что у него была всё время потенциальная проблема самоубийства, как выхода из мира страданий. Тяжело стало, ну больной человек, так если между нами говоря, страдал вялотекущей шизофренией, по реконструкциям, в частности, моим.

Вот и под огнём он наконец понял, что есть такой, кстати, фильм «Витгенштейн» — вы его видели? Дерека Джермена. Под огнём он понял ценность жизни. Он поверил в Бога. Вот для него война явилась таким вот как бы растормаживающим, раскрепощающим.

В общем, всё, что он делал потом — там поездка в Советский Союз, работа в деревне и так далее — было примерно тем же: это вот есть такое деперсемизированное сознание человека, который ничего не чувствует, такое скорбное бесчувствие. Что бы мы ни делали, что бы ни говорили, не чувствовать.

Для него нужна опасность. И вот в опасности он начинает что-то чувствовать, что-то ощущать, что-то переживать, отличать хорошее от плохого. И… Но он, как бы сказать, он чувствовал себя с Богом, я бы сказал, на равной ноге.

Вот так я бы сказал. Есть такие замечательные, вообще, Витгенштейне… Очень часто говорят, как о святом, и в общем не без оснований, потому что это человек действительно был в очень высоких моральных: хочу, никогда не врал.

— Он бил детей в школе, да? Ну вот якобы, он бил детей, из-за этого его…
— Это я понимаю, да, но тогда это было принято, это…

Он бил детей в школе, да? Ну вот якобы, он бил детей, из-за этого его… Это я понимаю, да, но тогда это было принято. Это не то, что там убивать детей на улице, это был просто метод обучения. Это был нормальный, потому что сил бутерброд с маслом.

И вот чего, они воспринимали как святого? Вот я не думаю, что он был святым. Скорее я думаю, что из него бы вышел очень хороший политик. Это представляет собой политик в западном смысле?

— Так, представляется политик в западном смысле. Здравствуйте?
— Здравствуйте.

А вот его отношение к Богу очень хорошо характеризуется тем, что однажды, вот в беседе со своим учеником, друга, одним из самых, тот с ним, который стал психиатром, он сказал так, что он что-то такое прочитал в Библии, и вот там Бог что-то сделал. «Как мог такой человек так, как Бог, так поступить? Как мог такой человек так мог так поступить?»

Он сказал: «Что-то такое прочитал в Библии, и вот там Бог что-то сделал. Как мог такой человек так, как Бог, так поступить? Как мог такой человек, как мог так поступить?»
— Нет-нет, такого как…
— Нет-нет, такого как… Книжку я его это не цитировал «Газона», но всё равно там такой современник.

— Книжку я его это инициировал «Газона», но всё равно, как бы, ну там понравился такой современник…
— Да, правильно-правильно.

— Да-да-да, правильно-правильно. Ну, во всяком случае, он это приватизировал, это максимум. Он всё время потом повторял «такой человек, как Бог, простите, я получил ответ на своего обновления». Вот он всем потом повторял «такой человек, как Бог, простите, я получил ответ на свой вопрос».

— Вопросы, я перебил…
— Вопросы, я перебил…

— Да, и… Да… Я просто хотел вернуться, во-1, к «Логико-философскому трактату» и к некоторой практике философствования Витгенштейна и его связи с жизненной практикой. Здесь очень важно просто какие-то базовые вещи, которые стали почти расхожими уже в философии: «тютчевыми даже из логико-философского трактата» сказать.

— Философствования Витгенштейна и его связи с жизненной практикой. Здесь очень важно просто какие-то базовые вещи, которые стали почти расхожими уже в философии: «тютчевыми даже из логико-философского трактата» сказать.

«Граница моего языка — это граница моего мира». Всё, что может быть связано, я делаю к мыслям. Всё, что может быть сказано, должно быть сказано просто ясно. Просто это неправильно, потому что ясность очень тяжеловесная.

И, наконец, «о чём невозможно говорить, о том следует молчать» — заключительный афоризм. Вопрос у меня возникает: эти все высказывания, как и многие другие базовые высказывания: «мир — это собрание фактов, его развлечения, объектов, предметов и объектов», очень странные, кстати, эти объекты, которые он придумывает, чтобы создать логического субъекта, не эмпирического, а логического субъекта.

Для Лихтенштейна субъект — это не психологическое существо. Он как бы редуцирует психологию, империю восприятия. Он считает, что восприятие… Он считает, что является логика, всё строится через логику, есть некоторая логическая аналогия, она носит логический характер.

Логика при этом какая? Аристотель… Нормально, кстати, что… Это такое, небольшой источник заговоре, действительно такое. Он очень странно… Вот он говорит, существуют простые объекты. Кстати, что это такое?

Говорил: «Я никогда не болел источник с девочки, за говорил действительно такое…» Очень странно, вот он говорит, существуют простые объекты. Что это за объекты, какие простые объекты? Их нельзя писать на языке, они не имеют ни вкуса, ни влияния, цвета, ни запаха, это какие-то логические конструкции, в которых состоит мир, экологические конструкции.

Действительно, некоторые логические условия появления вещей в нашем восприятии. То есть мне… Ты никогда не думал, всё-таки, что это такое? Вот один ученик его спросил, что… Всё-таки через много лет, когда он уже от всего этого отказался…

Вот всё-таки, что, как он себе вообще понимал, что такое простой объект? «Дагестан знаменитый Богенштерн» знаменитый? А он говорит: «Мне совершенно было наплевать, я же говорю логика». Абсолютно было всё равно, что это такое. Беда — это такая идея, должен за человека на математику.

Вот у меня обычно считают, что это как бы Платон. Что вот идея Платона? У меня гипотеза другая. Вот такая научно-ориентированная, в том, что Витгенштейн всё-таки хотел сказать вам, Саш, это вам понравится: он очень не любил это…

5 век, 5 век, страшный, страшный, как это называется, консерватор. Терпеть не мог вообще все проявления… Среднего цвета века, 1 цвета века. Но, тем не менее, он жил во времена, когда…

Когда, собственно говоря, основной проблемой предшествующей, так называемой предшествующей 2 позитивизму, вот логический позитивизм — это 3, 1 позитивный позитивный Агит, стыковка до середины 19 века, 2 позитивизм — это позитивизм Эрнста Маха, Рихарда Авенариуса, и 3 поветрие — 20 годы венский логический кружок.

И вот основной проблемой 2 позитивизма было так называемое «исчезновение материи»: куда девалась материя? Она девалась от того, что сначала открыли атом, потом открыли…

Внедрили структуру атома, там ядро, там элементарные частицы, потом как бы у материи постепенно-постепенно куда-то подевалась. У меня такая гипотеза, что простой объект — это нечто вроде элементарной частицы, которую тоже как бы не видно, не слышно, у которой тоже нет как бы ничего.

Как бы такая интерпретация уничтожает философские и некоторый мотив… Ну, я только захочу вернуться просто к некоторой своей вещи, которые… Как бы меня заводят в этом трактате.

Остаётся от него несколько суждений, которые афоризмов. Несколько афоризмов от трактата остаётся, которые становятся знаменитыми в философии, и никто, собственно, кроме небольшого круга людей, занимающихся Витгенштейном, не разбирается в хитросплетениях этих объектов-предметов-предложений, которые там у него фигурируют в трактате.

Все воспринимают это как афоризмы. Фактически получается так, что от «Логика-философского трактата» в его научной направленности, по поиску непротиворечивых суждений, по поиску места для… Вместо простых вот этих объектов и предложений истинных и попытки отделения того, о чём невозможно говорить, и следует молчать, то есть о сфере — сфера мистического, философия в том числе, то есть и этика, эстетика, этика, искусство, можно сказать…

И сфера, собственно, таких научных суждений. И от него остаётся научная, да, в истории философии 20 века. И ещё такой момент: Витгенштейн сам говорил об этом, и это очень на самом деле интересно, и потом это интерпретировалось неоднократно.

Он говорил, что «философия — это болезнь языка». Да, вот это «лечит язык, как болезнь», да, «философия — это болезнь языка», вся философия — это неправильное употребление слов. Далее очень много на этот счёт он говорил, и тем не менее он всё время настаивал на том, что философской работой…

Занимается философской работой. Что та работа, которую он осуществляет по задаванию некоторых простых вопросов, которые никому не приходят в голову, потому что они элементарны, вроде бы, эти вопросы. Он считал философской.

На мой взгляд, здесь есть какой-то парадокс и удивительное, ну что ли, такое противоречие самого Витгенштейна — такого действительно очень изощрённого мыслителя, который был фактически философом практики.

Потому что он отделил научную сферу и показал, что философия существует в практическом действии: в сфере этики, в сфере… Вот, когда он идёт преподавать в деревню или устраивается санитаром работать, оставляя философскую профессуру свою, или строить дом для своей сестры.

Покажите дом… «Они…» Или «Отдают все свои деньги»? А он… Его отец был миллионером, оставил ему… Огромную сумму в наследство — это некоторые практические действия, которые, собственно, являются философскими высказываниями.

— Я согласен с этим.
— Я согласен.

Линия этого дома как бы напоминает… Ну, красиво, действительно, хороший дом, да, это среднюю школу, это конструктивизм, это, между прочим, очень интересно, потому что он же консультировался, когда строил дом, с Лос-Анджелеса архитектором, а Лос был против орнамента.

Орск-архитектором? Против орнамента, что «орнамент — это удел диких народа». Такая простота, да, и как логическая простота? Трактаты Ведун-что-я так думаю, она воплощается в простых формах архитектуры Лооса и так далее, противопоставление простоты и орнамента.

Такое вот там было… Вопрос, который возникает, это для меня… Я возвращаюсь к идее «философии практики». Где философия сегодня? Витгенштейн когда открыл вот эту область философии практики, которую… На самом деле, не он открыл, она была теоретизирована ещё и Марксом, и Ницше, как практическое, как философское действие…

Некоторые, но… Возникает такой момент, который, мне кажется, для современной философии очень важен: где возможен ли для этих практических действий язык? Возможен язык в качестве практического действия?

Как бы Витгенштейн отделяет сферу языка, сферу действия так радикально? Он считает, то, что он пишет, то, что он говорит, то, что он высказывает в словах, — это есть наука? «Наука, не философия, но я долго видел, что именно так, я говорю, что слова — это поступки».

— Не философия, я был бы уверен, что именно так, я говорю, что это поступки.
— Да, но это если апеллировать…

— Да, но это если апеллировать… «Иконка-философскому трактателю». В жизни держится он, он всё время держится на некоторое условие, связанное…

— «Иконка-философскому трактателю». В жизни держится он, он всё время держится на некоторое условие, связанное… Тем, что есть истина, ложь, на них реалистично, извини так сказать, что как бы… Существует их много, на самом деле, но наиболее фундаментально для понимания…

— Тем, что есть истина, ложь, на них реалистично, извини так сказать, что как бы существует их много, на самом деле, но наиболее фундаментально для понимания… Обратите внимание, как формулировать истину.

Обратите внимание, как формулировать истину. 1 — так называемая корреспондентная теория истины, в соответствии с которой воистину это просто то, что правильно соотносится с реальностью. 1 — так называемая корреспондентная теория истины, в соответствии с которой воистину это просто то, что правильно соотносится с реальностью.

И вот как бы энни Витгенштейн — это корреспондентная теория истины. И вот квн Витгенштейн — это корреспондентная теория истины.

И 2 теория — истина это прагматическая, когда истина прорастает через действие, и поздний Витгенштейн — это Витгенштейн этого, конечно, прагматическая истина со всеми его поступками, со всеми его выкрутасами и так далее. И я думаю, что всё-таки язык для него был тоже действием.

У него есть очень хорошее, наверняка, ты его помнишь, высказывание о том, что наш язык напоминает… И 2 теория — истина это прагматическая, когда истина прорастает через действие, и поздний Витгенштейн — это Витгенштейн этого, конечно, прагматическая истина со всеми его поступками, со всеми его выкрутасами и так далее. И я думаю, что всё-таки язык для него был тоже действием. У него есть очень хорошее, наверняка, ты его помнишь, высказывание о том, что наш язык напоминает…

Старинный город. Старинный город, в котором… В котором есть какие-то странные кривые улочки, какие-то старинные непонятные замки, какие-то есть… Есть какие-то странные кривые улочки, какие-то старинные непонятные замки, какие-то есть…

Совершенно… Совершенно там какие-то помойки, непонятные места, какие-то кривые такие, но наряду с этим существуют прямые аспекты. Там какие-то помойки, непонятные места, какие-то кривые такие, но наряду с этим существуют прямые аспекты.

И вот действительно язык ведь так устроен, то есть в нём есть совершенно такие простые и доступные парадигмы так называемые. И вот действительно язык ведь так устроен, то есть в нём есть совершенно такие простые и доступные парадигмы так называемые.

«Перспективно и парадигма» и существуют совершенно непродуктивные какие-то устаревшие формы. Перспективно и парадигма и существуют совершенно непродуктивные какие-то устаревшие формы.

И я думаю, что вся жизнь Витгенштейна — это было вот как раз в таком резонансе между таким старинным кафкианским замком, который кажется близкому, в который невозможно войти, и таким прямым проспектом, каким-нибудь там кунд-мангасы, где стоял этот дом сестры, по которому он шагает в своих парусиновых брюках, там без галстука, вот и…

И я думаю, что вся жизнь Витгенштейна — это была как раз в таком резонансе между таким старинным кафкианским замком, который кажется близкому, в который невозможно войти, и таким прямым проспектом, каким-нибудь там комнат-газ, и достаёт дом сестры, по которому он шагает в своих парусиновых брюках, там без галстука, вот и…

По которым он гулял. По которым он гулял. Ну не вопрос.

Ну не вопрос: что остаётся от Витгенштейна, если вычесть из его философии его болезнь? Что остаётся от Витгенштейна, если вычесть из Витгенштейна, из его философии, его болезнь?

Ну ты знаешь, для меня этот вопрос абсолютно не важен, причём я болезнь понимаю в 2 смыслах, и во 1 как… Ну ты знаешь, для меня этот вопрос абсолютно не важен, причём я болезнь понимаю в 2 смыслах, из-за меня во 1 как…

То что… То что… Вот некоторые его абсолютно… Вот некоторые его абсолютно… Странность. Странность в отношении… В отношении людьми и в своих поступках жизненного так, и то, что называется болезнью философии, его склонность философствовать вопреки тому, что он сам думает по поводу философии.

«Людьми не в своих поступках жизненного так и то, что называется болезнью философии, его склонность философствовать вопреки тому, что он сам думает по поводу философии». Я отмечу, можно ответить на этот худой вопрос серьёзно и серьёзно: от Виргинштейна осталась теория речевых актов, люмботерапии из дома Фрейда, Лиденштейна, марксизма Зеровича, теория 1 из последних фотографий Рубинштейна — здесь он болен раком, семантика возможных миров в хентике, осталось огромное количество дверей.

Я отмечу, можно ответить на этот худой вопрос серьёзно и серьёзно: от Виргинштейна осталась теория речевых актов, люмботерапия у издана Фрейда, Лиденштейна, марксизма Зеровича, теория 1 из последних фотографий Рубинштейна — здесь он болен раком, семантика возможных миров в хентике, осталось огромное количество дверей.

Фактически получается, что от Витгенштейна осталось то, что мы в самом начале, когда… Фактически получается, что от Витгенштейна осталось то, что мы в самом начале, когда… Говорили, не имеет отношения к философии.

Говорили, не имеет отношения к философии. Ты знаешь… Ты знаешь, вот… Отвечая тебе на этот вопрос, я… Отвечая тебе на этот вопрос, я…

Просто совершенно устают столбняки. Просто совершенно устают столбняки. Есть философия или нет философия? То есть… Есть философия или нет философия? То есть…

Я объясню: дело не в том, есть философия или нет философия, дело в том… Я объясню: дело не в том, есть философия или нет философия, дело в том… О том, что существует некоторая область. В том, что существует некоторая область…

В которой так или иначе проявляет себя… В которой так или иначе проявляет себя… По-разному, но проявляет себя метафизическое чувство. По-разному, но проявляет себя метафизическое чувство.

Есть колоссальная критика метафизики, разработанная… ну вот это уже стало… Есть колоссальная критика метафизики, разработанная… ну вот это уже стало… Как бы философия занимается философией, метафизика, антология, они проводят разные границы друг с другом, и 20 век идёт под таким знаком всё время: критика метафизики, конец философии, а это абсурд, начиная с…

Как бы философия, философия, метафизика, антология — они проводят разные границы друг с другом, и 20 век идёт под таким знаком всё время: критика метафизики, конец философии, а это абсурд, начиная с…

Дальше обсуждаются. Дальше обсуждаются. С деятеля, даже начиная Витгенштейн… С деятеля, даже начиная Витгенштейн… По-своему… По-своему тоже подходит к этим вопросам. Тоже подходит к этим вопросам.

Ой… Ой… Для меня… Для меня… Проблема… Проблема… Может ли философия продолжаться? Я отвечаю: да, я там такой позитивный. Может ли философия продолжаться? Я отвечаю: да, я там такой позитивный.

Позитивный любитель философии, в смысле позитивист, а в смысле того, что для меня продолжение позитивно: я считаю, что у философии есть определённый интерес… Смысле позитивист, а в смысле того, что для меня продолжение позитивно: я считаю, что у философии есть определённый интерес…

Жизни? Душу с ним… Если мы её понимаем не так, как понимает… Если мы её понимаем не так, как понимает… Её лингвистическая традиция. Её лингвистическая традиция. Иначе… Иначе…

Потому что лингвистическая, лингвистическая традиция… потому что фактически… Потому что лингвистическая, лингвистическая традиция, потому что фактически… Понятно, что когда человек задаёт вопрос, он имеет какой-то ответ заранее, когда я… Понятно, что когда человек задаёт вопрос, он имеет какой-то ответ заранее, когда я…

Задал вопрос по поводу «что остаётся?»… Задал вопрос по поводу «что остаётся?». Рубинштейн, Эйзенштейн, если из него убрать болезнь… Из него убрать болезнь… Остаётся здравый смысл. Остаётся здравый смысл.

То есть вот это «больше город Мур», покажите нам Джорджа Эдварда Мура, 1 из учителей Франкенштейна. То есть вот это «больше город Мур», покажите нам Джорджа Эдварда Мура, 1 из учителей Лихтенштейна.

Извини, пожалуйста, что опять я, просто хочу сказать, что здравый смысл в данном случае для меня является некоторым критерием. Извини, пожалуйста, что опять я, просто хочу сказать, что здравый смысл в данном случае для меня является некоторым критерием.

Не философствуй: с чем философ вступает в конфронтацию? Здравый смысл — то, что… Не философского, с чем философия вступает в конфронтацию? Здравый смысл — то, что…

Уже потреблено, и то, что в каком-то смысле… Уже потреблено, и то, что в каком-то смысле… Является… Является… Результатом… Результатом… Нашего участия в механизмах тех или иных властных стратегий повседневности. Нашего участия в механизмах тех или иных властных стратегий повседневности.

Здравый смысл, мудрость, ответ: да, понятно. Здравый смысл, мудрость, ответ: да, понятно. Значит, мудрость — это 1 из вариантов здравого смысла. Значит, мудрость — это 1 из вариантов здравого смысла.

Такая совершенно справедливая, и в этом… Совершенно справедливо, и в этом… Вот то, как Либкнехт задаёт свои вопросы, это безумие здравого смысла. И вот то, как Либкнехтштейн задаёт свои вопросы, это такое безумие здравого смысла.

Потому что он пытается детализировать вещи, на которых обыденный человек останавливается, задавать вопрос: что такое зелёный? Потому что он пытается детализировать вещи, на которых обыденный человек останавливается, задавать вопрос: что такое зелёный?

В принципе, дети задают такие вопросы, и в этом есть такая философская наивность. Ну, в принципе, дети задают такие вопросы, и в этом, как… есть такая философская наивность.

В хорошем смысле слова он способен на такого типа вопросы. В хорошем смысле слова он способен на такого типа вопросы. Но… Но… Он в своём этом стремлении к детализации здравого смысла… Он в своём этом стремлении к детализации здравого смысла…

Не может найти место нового. Не может найти место нового. А для меня проблемы сегодняшней философии — для меня не в смысле, что я… А для меня проблемы сегодняшней философии — для меня не в смысле, что я…

Как бы выражаю проблемы с… Как бы выражаю проблемы с… Для меня вот существует современная философия в том… Для меня вот существует современная философия в том…

В смысле именно… В смысле именно… Когда она находит место нового в том, что сложилось как история философии. Когда она находит место нового в том, что сложилось как история философии.

Уже для Рубинштейна это вообще… Уже для Рубинштейна это вообще… Был закрытый… Был закрытый… Для Эпштейна история философии вообще не существовала, потому что он существовал вне историко-философской традиции, у него вообще не было высшего образования, он закончил, убежал, просто уехал, и для него была… у него…

Для Эпштейна история философии вообще не существовала, потому что он существовал вне историко-философской традиции, у него вообще не было высшего образования, он закончил, убежал, просто уехал, и для него была… у него…

Такая очень странная австрийская, родная австрийская традиция, где не было великих философов, то есть там были оригинальные умы, такие как Бойца-на или Брентано, но какой-то квн… Значение, такая очень странная австрийская, родная австрийская традиция, где не было великих философов, то есть там были оригинальные умы, такие как Бойца-на или Брентано, но какой-то квн…

Создала великую философскую, ведь создала прусскую философию, а он её не знал совершенно. И вот что касается современной философии, у нас осталось очень мало времени, и мы так не ответили на вопрос: что такое современный холостых вечер? Простой, для меня современный холостых — это слово «Жижек», то есть если человек, которого могу читать, который с интересом…

«Создала великую философскую, ведь создала прусскую философию, а он её не знал совершенно, и вот что касается современной философии, у нас осталось очень мало времени, и мы так, в общем-то, не ответили на вопрос: что такое современный холостых вечер Толстой?» Для меня современный холостых — это слово «Жижек», то есть если человек, которого могу читать, который с интересом…

Я опять-таки понимаю твою ехидную смерть, потому что это такая философия для тинейджеров. Я опять-таки понимаю твою ехидную смерть, потому что это такая философия для тинейджеров.

Нет-нет, я не считаю, что кисловой Жижек — это очень профессиональный человек. Я… это смешно, потому что жарит всё то же, как пересказчик. Нет-нет, я не считаю, что кисловой Жижек — это очень профессиональный человек. Я это… смешно, потому что жарит всё то же, как пересказчик.

Вывод: у меня есть мечта всё-таки. Вывод: у меня есть мечта… «Пересказчик, что выход из тупика — это эклектизм». Пересказчик, что выход из тупика — это эклектизм.

К этому пришло. К этому пришло. И психотерапия, и к этому… И психотерапия, и к этому…

Пришла и философия. Ведь как было в середине века? Пришла и философия. Ведь как было в середине века? Нет… Нет… Аналитические философии или аналитические философии совершенно не видели и не слышали… Аналитические философии или аналитические философии совершенно не видели и не слышали…

Например, феноменологическую традицию. Например, феноменологическую традицию. То есть для Карната какого-нибудь там то, что писал Хадигер, это просто был бред. То есть для Карната какого-нибудь там то, что писал Хадигер, это просто был бред.

Это просто даже была не речь. Это просто даже была не речь. И Видите-Лес, и наоборот… И Видите-Лес, и наоборот…

Только… Только… В начале 80-х годов такой… В начале 80-х годов такой немецкий философ Карл Отто Аппель написал, что возможен какой-то…

Немецкий философ Карл Отто Аппель написал, что возможен какой-то… какой-то аналог между астрологической и неврологической продажи, и даже в мундштуме есть… Какой-то аналог между астрологической и неврологической продажи, и даже в мундштуме есть…

Философского определения или просто определения как возможности перевода между разными языками. Философского определения или просто определения как возможности перевода между разными языками.

Языками, но я бы сказал так: если мы… Языками, но я бы сказал так: если мы… Находимся вот в этих рамках, которые очертил 1, и в которых очень влиятельная фигура является… Находимся в этих рамках, которые очертил 1, и в которых очень влиятельная фигура является…

Потому что это для нас не существует в мире. Потому что это для нас не существует в мире. Но мир наполнен смыслом. Но мир наполнен смыслом.

Вера Витгенштейна — это мир, наполненный смыслом, поэтому действие становится… Вера Витгенштейна — это мир, наполненный смыслом, поэтому действие становится…

Сразу этическим, либо… Сразу этическим, либо… Аморальным. Поэтому сказано: сразу истинное или ложное. Современная философия, как мне кажется, всё-таки ищет место нового в парадоксе…

Аморальным, поэтому высказывание сразу истинное или ложное. Современная философия, как мне кажется, всё-таки ищет место нового в парадоксе… Места, где есть… В местах, где есть…

Где бессмысленно, то есть то, что… Где бессмысленное, то есть то, что… Возвращаясь к теореме Геделя, то, что невозможно доказать ни опровергнуть и не требует доказательств или опровержений для себя, то, что просто открывает возможность каких-то…

Возвращаясь к теореме Геделя, то, что невозможно доказать ни опровергнуть и не требует доказательств или опровержений для себя, то, что просто открывает возможность каких-то… Новых… Новых… Языков… Языков…

И новых языков для описания. И новых языков для описания. Особого типа опыта, который… Особого типа опыта, который…

Потому языку классической философии не был подвластен. К тому же языку классической философии не был подвластен. То есть это французская философия Делез-вреда. То есть это та самая французская философия Делез-веруда.

На мой взгляд, очень… Например, на мой взгляд, очень… Классический философ. Он нам принадлежит. Классический философ. Он нам принадлежит. Скорее… Скорее…

Назад

Залогинтесь, что бы оставить свой комментарий